Бессмертие наемника [сборник] - Вячеслав Шалыгин

1998–1999 гг.

СОН ГРЯДУЩИЙ

1. Спящий

Джунгли с шумом разрывал жестокий ливень. Земля, пенясь, выплевывала побеги и корни молодых деревьев. Взбесившийся ветер швырял струи дождя под головокружительными углами, не оставляя шансов укрыться от влаги под самым плотным лиственным навесом. Потоки грязной воды, собираясь в небольшие речки, несли кучи мусора в отлогие места и устраивали там настоящие завалы из веток, листьев, обрывков лиан и травы. Натыкаясь на камни и толстые корни, вода закручивалась бурлящими водоворотами, вынося на поверхность трупики мелких грызунов, птенцов и насекомых. При порывах вой ветра переходил в леденящий душу свист, перекрывающий все остальные звуки. В мгновения затишья господствовал плеск и бульканье дождя. Изредка сквозь эту бесноватую музыку пробивались испуганные вопли животных и птиц, сбитых ливнем с казавшихся надежными ветвей в стремительно текущую грязь. Устав бороться, старые деревья теряли огромные сучья, которые, падая, хоронили под собой неокрепший молодняк и калечили ветви соседей. Не позволяя себе и секундной передышки, подбрюшье туч разрывали белые трещины молний. Жадно вытягиваясь в сторону самых высоких деревьев, разряды дробили в труху их верхушки. Раскаты грома заставляли инстинктивно пригибаться, не отставая от вспышек более чем на секунду.

После очередного, особо мощного удара из окна дощатого домика вывалилось последнее стекло. Ветер и дождь не смогли заглушить прощальный звон, и, услышав его, я обернулся. Руководил мной скорее «старт-рефлекс», а не желание что-либо рассмотреть. Сквозь плотную завесу дождя проступал только силуэт хижины, хотя до нее было лишь пятьдесят шагов. Пятьдесят шагов… Безумно много.

Я совершенно выбился из сил. Чтобы устоять в доходящем до пояса свирепом грязевом потоке, приходилось перед каждым следующим шагом вонзать в вязкий грунт специально заостренный черенок тяжелого багра. Попытка воткнуть острие в более-менее твердые слои почвы требовала хорошего замаха, и как раз в этот момент все силы расходовались на элементарное удержание равновесия. Силы и без того скудные после трехдневного приступа лихорадки. Тем не менее я достаточно быстро приспособился к новым условиям передвижения, вошел в своеобразный ритм и через полчаса почти наткнулся на первый из расставленных в окрестностях хижины приборов. К моему удовлетворению, аппаратура была цела. С трудом открутив приржавевшие винты, я снял приборчик с невесть как выдержавшего катаклизм штатива, отцепил обвившуюся вокруг пояса водяную змею и медленно двинулся в обратный путь.

Колени дрожали, а икры сводило судорогой от напряжения, но я преодолел эти долгие пятьдесят шагов и рухнул в крошечной прихожей хижины, едва не впечатав бесценную электронику в порог внутренней двери. Тяжелый гидрокостюм притягивал уставшее тело к мокрым доскам пола. Ветер с грохотом захлопнул входную дверь и тут же, вернувшись сквозняком в разбитое окно, вновь раскрыл ее настежь. Через какое-то время я очнулся от полузабытья и почувствовал, что в состоянии подняться. Правда, не более того. Тяжело дыша, я дополз до стоящей у окна кровати, взгромоздился на нее и, отдавая последние силы, потянул рычаг, закрывающий ставни. Удар тяжелых створок и стремительно захлопнувшейся без поддержки сквозняка двери слились в оглушительный дуплет.

Я откинулся на жесткое ложе походной кровати и прерывисто вздохнул. Наступившая темнота все еще играла белыми бликами, но это были не вспышки молний, а память усталых глаз. Для верности я прикрыл глаза тыльной стороной руки и начал погружаться в сон. Беспокойный, тревожный, волнующий. Где я был совсем не тем тщедушным и болезненным естествоиспытателем, что наяву. Где я был героем.

Быть молодым и сильным хотя бы во сне — само по себе неплохо, но размах действия меня тревожил. Я прекрасно помнил, какими бывают обычные сны с фантастическими переплетениями сюжетных линий, неясными очертаниями декораций, обрывками фраз и непредсказуемым ходом событий. Последний раз я видел подобные сны еще до войны. Но вот однажды, десять лет назад, сновидения превратились из подсознательной мешанины в какой-то персональный телесериал о супергерое. Причем ощущения и образы казались настолько четкими и осязаемыми, что убедить себя в их недостоверности стоило большого труда. Непобедимый главный герой жил своей насыщенной событиями жизнью. Шпионил, дрался, играл, флиртовал, отстреливаясь, уходил от погонь и совершенно не сомневался в реальности окружающего мира. Каждый раз, стоило мне заснуть, он начинал новый день, полный действия, интриг и приключений. Хуже всего было то, что я не мог выключить этот внутренний телевизор и вынужденно сопереживал герою уже десять лет. Сэм, так его зовут. Или меня? С какой стороны посмотреть…

2. Второй. 3

«По бледно-голубому небу, лениво клубясь, плывут редкие розоватые облака. Сердитое красное солнце испаряет жалкие лужицы с недавно политого уборочными машинами асфальта. Обожженная листва невысоких кривых деревьев вяло колеблется от едва заметного ветерка. Портовый городишко урчит тысячами сытых желудков, шипит раскаленными сковородками, пыхтит паром кастрюль и чайников. Изредка шуршат шаги спешащего к обеду жителя и мелодично позвякивают колокольчики входных дверей. Опоздавших к обеду очень мало. Как вязкий морок, городок окутывает сиеста. Вернуться к делам никто особо не спешит.

Во всех ресторанах, ресторанчиках, кафе и забегаловках граждане расслабленно слизывают десерт и с тоской созерцают залитые полуденным зноем улицы. Пребывая от сытости в благостном оцепенении, они считают любого, дерзнувшего сменить прохладу заведения на солнцепек, особо опасным безумцем. Прослыть таковым никто не решается, и потому, по мере усвоения десерта, на свет извлекаются газеты, сигары, сигареты, окурки — кто чем богат, и сиеста продолжается.

«Жирные лентяи, — негодует в душе Сэм, — мне что теперь, до заката здесь торчать?» Он едва не подпрыгивает от переполняющего нетерпения. Стоит пройти каких-то два квартала, и он у цели, но передвигаться по абсолютно пустой улице человеку, столь известному местной контрразведке, не так-то просто. Грим отпадает по двум причинам: во-первых, его негде взять, во-вторых, даже на этой заштатной планетке повсюду установлены новейшие сканеры «антикиборг», что с пяти-шести метров способны разглядеть глазное дно. У Сэма там, конечно, не видеоэлементы, а нормальная сосудистая сеть, как у всех людей, вот только ее рисунок чрезвычайно хорошо известен главному компьютеру федеральной контрразведки. Как и отпечатки пальцев, голос, походка и масса других примет.

Разыскивают Сэма уже давно и активно. Но, несмотря на этот прискорбный для большинства агентов факт, Сэм остается вполне действующим разведчиком Империи в стане федералов. «Хотя, какое мне дело до политики? Имперская разведка платит больше, а работать заставляет только изредка, правда, в безнадежных случаях, но для меня-то любая безнадежность лишь щекотание нервов», — размышляет Сэм, провожая взглядом патрульную машину. Она медленно катится вниз по улице, прилипая шинами из дрянной резины к горячему асфальту. Как раз к тому месту, куда стремится попасть агент. Сэм вновь принимается ерзать в скрипучем кресле, зарабатывая тем самым пару неодобрительных взглядов разнеженных соседей. На жарком Трилане, особенно в маленьких и пыльных городках, не принято проявлять нетерпение. Таким поведением можно уронить свое достоинство «ниже уровня моря на уровень неба». Сэм вспоминает эту витиеватую местную присказку и замирает, чтобы не выделяться на фоне дремлющей публики, изображая полную безмятежность. А это стоит ему серьезных усилий.

Конец ночи и половина утра прошли очень спортивно. Началось все с облавы. Правда, она была настолько бестолковой, что Сэму не довелось даже пробежаться. Он спокойно вышел через черный ход и, попрыгав немного по плоским крышам, очутился в предрассветном сумраке пригорода. Попетляв для верности по узким улочкам, он поднялся в квартал побогаче и поближе к месту, где собирался прихватить «попутный груз» в виде мешочка «сон-травы». Все, начиная с самого шефа, в имперской военной разведке давно махнули рукой на увлечение Сэма контрабандой. Тем более что основному делу оно не мешало, а эффективность Сэмова таланта была огромна.

Из состояния влюбленного самосозерцания Сэма выводит впившийся в зрачок солнечный зайчик. «Засекли», — мелькает запоздалая мысль. Невдалеке подстреленным ослом ревет своеобразная полицейская сирена триланийцев. Казавшийся секунду назад бесформенным от обжорства сосед вдруг привстает и, по-идиотски скалясь, направляет на Сэма ловко выуженный из-под мышки кинетический пистолет.